«Лоб в лоб с «духами»…»
Геннадий Бернацкий, во 2-й кампании в Чечне командир разведывательного взвода, старший лейтенант.
— В пять часов утра прибегает дневальный: «На штурм высот!», и убежал. Знали, что пойдем на штурм «духовских» баз. Не просто разведка, а штурм — такой был приказ. Броня была только у нашей группы, остальные шли пешком. Потом узнали по радиоперехватам, что Хаттабу сообщили: «Русские втащили броню туда, куда наши ишаки не прошли». Они не ожидали, что мы в горы технику затащим. Сожгли у озерца хаттабовскую машину, вторая успела уйти. У него было две БМП. Немножко до конечной высоты мы не дошли.
Сели на высоте с отметкой 640. Надо дальше продвигаться, пехота сзади. Прошли мимо сарайчика небольшого. Я прошёл дальше на высоту, вышел к каркасу какой-то постройки, дорога дальше идёт и вниз, в лощину. Каркас из толстых брусьев и крыша, замаскировать осталось. Уже начало темнеть. Смотрю — по лощине фонарик спускается, и ещё один. Я туда — гранату. Рвануло. Криков не было. Тишина. Ночью сели вкруговую, бойцов раскидали по площадке. Всю ночь сидели в обороне, потому что «духи» начали нас обстреливать. Связь была, но в эфир не выходили, потому что опасались сканеров. А они зелёные ракеты пускали, как бы свои, чтобы мы ответили. Слышали пение птиц, но необычное, типа сказочного, такой переливчатый свист. Месяца через два такой же слышал, на другой высоте, так же под Дуба-юртом пели. Потом уханье сов, вой шакалов. Это они сигналы давали — то собираются, то разбегаются. Ребята лежали, не стреляли. Если шорох — ребята сразу открывали огонь. Они о нас знали, что мы здесь. А на высоте их базы. Так ночь просидели…
Нас послали наверх, на штурм «духовских» баз. Вышли на их окопы — они все в крови… Я такую стрельбу открыл из автомата, как целая рота — и «духи» ушли. Мы сначала потихоньку шли, а впереди «духи» мелькают, и понеслось — стрельба! На предпоследнюю высоту зашли, дорога пошла вниз, к озеру, «бэхи» не пройдут. Вверх — бугорок, площадка, и дорога за ней. Не доходя площадки — лоб в лоб с «духами». У меня снайпер одного подстрелил, в колено. Мы там сидели часов до семи вечера, уже темнеть начало.
У меня предчувствий, что ранят — не было никогда. Ситуаций, что ещё секунда и — могла быть смерть, не помню. Всегда отдавал себе отчет, куда иду. Всё-таки с Карабаха воюю, потом Осетия, Ингушетия, первая чеченская. Опыт был такой, что знаешь, откуда пуля прилетит…
После боя в Комсомольском в батальоне считали, что я погиб вместе с машиной десанта, не знали, что ранеными мы попали в госпиталь. А когда мы пришли в батальон — на нас такие глаза: «Вы же убитые!».
Награды: два ордена Мужества и две медали «За отвагу».
Проживает в Советском районе.
Геннадий Бернацкий, во 2-й кампании в Чечне командир разведывательного взвода, старший лейтенант.
— В пять часов утра прибегает дневальный: «На штурм высот!», и убежал. Знали, что пойдем на штурм «духовских» баз. Не просто разведка, а штурм — такой был приказ. Броня была только у нашей группы, остальные шли пешком. Потом узнали по радиоперехватам, что Хаттабу сообщили: «Русские втащили броню туда, куда наши ишаки не прошли». Они не ожидали, что мы в горы технику затащим. Сожгли у озерца хаттабовскую машину, вторая успела уйти. У него было две БМП. Немножко до конечной высоты мы не дошли.
Сели на высоте с отметкой 640. Надо дальше продвигаться, пехота сзади. Прошли мимо сарайчика небольшого. Я прошёл дальше на высоту, вышел к каркасу какой-то постройки, дорога дальше идёт и вниз, в лощину. Каркас из толстых брусьев и крыша, замаскировать осталось. Уже начало темнеть. Смотрю — по лощине фонарик спускается, и ещё один. Я туда — гранату. Рвануло. Криков не было. Тишина. Ночью сели вкруговую, бойцов раскидали по площадке. Всю ночь сидели в обороне, потому что «духи» начали нас обстреливать. Связь была, но в эфир не выходили, потому что опасались сканеров. А они зелёные ракеты пускали, как бы свои, чтобы мы ответили. Слышали пение птиц, но необычное, типа сказочного, такой переливчатый свист. Месяца через два такой же слышал, на другой высоте, так же под Дуба-юртом пели. Потом уханье сов, вой шакалов. Это они сигналы давали — то собираются, то разбегаются. Ребята лежали, не стреляли. Если шорох — ребята сразу открывали огонь. Они о нас знали, что мы здесь. А на высоте их базы. Так ночь просидели…
Нас послали наверх, на штурм «духовских» баз. Вышли на их окопы — они все в крови… Я такую стрельбу открыл из автомата, как целая рота — и «духи» ушли. Мы сначала потихоньку шли, а впереди «духи» мелькают, и понеслось — стрельба! На предпоследнюю высоту зашли, дорога пошла вниз, к озеру, «бэхи» не пройдут. Вверх — бугорок, площадка, и дорога за ней. Не доходя площадки — лоб в лоб с «духами». У меня снайпер одного подстрелил, в колено. Мы там сидели часов до семи вечера, уже темнеть начало.
У меня предчувствий, что ранят — не было никогда. Ситуаций, что ещё секунда и — могла быть смерть, не помню. Всегда отдавал себе отчет, куда иду. Всё-таки с Карабаха воюю, потом Осетия, Ингушетия, первая чеченская. Опыт был такой, что знаешь, откуда пуля прилетит…
После боя в Комсомольском в батальоне считали, что я погиб вместе с машиной десанта, не знали, что ранеными мы попали в госпиталь. А когда мы пришли в батальон — на нас такие глаза: «Вы же убитые!».
Награды: два ордена Мужества и две медали «За отвагу».
Проживает в Советском районе.
